ТРОПА РАКА, или онкологический тракт
"Когда я слышу слово "рак", я боюсь заболеть".
Э. Шмитт, «Оскар и Розовая Дама».
"Некоторых при виде онкодиспансера уже тошнит".
Хирург.
Надо что-то делать, надо как-то сказать, надо объяснить нашим государственным мужам, что рак - это не только у нас, но и у вас тоже может быть. Потому что рак – это уже эпидемия, гораздо более тотальная, чем ежегодный вирус гриппа и более постоянная, чем раз в году, зимой. Рак, он и летом, и зимой, и осенью, и весной стучится в твою дверь независимо от времени года, и этим уже отличается от гриппа, на бесполезную борьбу с которым уходят миллионы долларов. Но я не об этом, а о том, что в Пскове есть такие люди, которые помогут. Они не оставят тебя наедине с болезнью, не бросят, они возьмут тебя за руку и вместе с тобой пройдут эти муки, иногда нечеловеческие, и попробуют тебя вылечить. Эти люди работают "там, где ёлочки".
Псковский онкодиспансер.
Если ты заболел раком, то лечиться в псковском онкодиспансере самое то. У меня была возможность оперироваться в больших городах, но нужно было оперироваться быстрее, и столичный хирург дал добрый совет: "Бегом, в Псков. У вас там свой диспансер, хороший".
То, что наш диспансер - хороший, я знала и раньше, и понимала это не из чувства местного патриотизма. Просто диспансер располагается в бывших монастырских корпусах подворья Псково-Печёрского монастыря. Здесь молились не одну сотню лет, здесь сохраняется молитвенная благодать, которая, не сомневаюсь, помогает и тем, кто лечит, и тем, кто болеет. Рядом с корпусами стоит храм Божией Матери Одигитрии, Путеводительницы.
Пусть там нет богослужения, церковь без главы и креста, но Ангел храма никуда не ушёл, он с храмом и с нами, раковыми. Верю, он молится о нас, болящих. Ну, а если после операции, открыв глаза, вы увидели в большом окне белый прекрасный храм на фоне черного зимнего неба - Троицкий собор - значит, жизнь удалась. Бог с вами.
Да, когда вы поедете на такси в онкодиспансер, навещать своего больного, или лечиться, не пугайте таксиста, а скажите ему: "мне - к ёлочкам". Таксист знает этот адрес, они сами его и придумал. Привезёт вас на берег Великой, где стоят ели-красавицы, среди них и притулился онкодиспансер: "Добро пожаловать! У нас красивый вид из окна". И это правда.
Не факт, что где-нибудь в травмопункте, окажись вы там по воле понятного случая, или, пребывая в какой-нибудь псковской больнице после инфаркта или аппендицита, вы встретите множество своих знакомых, а вот в онкологическом диспансере такая вероятность, и большая, есть: встретить давних знакомцев, соседей, товарищей по работе или друзей детства. Я увидела там немало знакомых лиц в палатах хирургическом отделении, где меня оперировали, и сейчас, когда бываю в онкодиспансере раз в месяц – на "химии".
Химия.
Химия – это послеоперационный или дооперационный (у кого как) курс лечения раковых больных, как правило, во 2, 3, 4 стадии болезни. Химию проводят всем, потому что результаты лечения могут быть непредсказуемы: бывает, безнадежным больным продлевается жизнь на годы.
Химия – это, когда тебе ставят капельницу с пакетами лекарств. Раньше это было отечественное лекарство, сейчас есть израильское, швейцарское… Кому-то ставят небольшие пакеты с лекарством на полчаса, на час, кому-то прокапывается шесть часов, кому-то капает несколько дней, ночью и днём…
Я не спрашивала у доктора, какое мне вводят лекарство, меня это не интересует, я абсолютно доверяю хирургу. Но по цвету моих пакетов мои нечаянные подружки по химии определяют его как ядерное. После первого курса такого лекарства обычно лысеют. Моя голова теперь как бильярдный шар. Мне нравится, это даже красиво.
Хирург - онколог.
Мне делали операцию в онкодиспансере, и далее лечение продолжается под контролем хирурга. Он же назначает курс лечения и контролирует его: курс химии, анализы два раза в месяц, результат и т. п. В отличие от обычного хирурга, хирург-онколог не прощается со своими пациентами на протяжении долгих месяцев. Как я заметила, пребывая в онкодиспансере, операций проводится много, больных – круговорот, ещё есть приём больных в онкополиклинике… Мне показалось, наблюдая работу Хирурга, что он дома только ночует.
Не знаю, как другие хирурги, но "мой" давал информацию самую необходимую и только, если сама спрашивала. Возможно, это особая онкологическая этика: обычно, такие больные не хотят знать всё о своей болезни, в беседе с нами нужна элементарная осторожность. Можно впасть в уныние. Но однажды услышала от одной многолетней пациентки нашей больнички, которая дотошно спрашивала: "Доктор, я должна знать всю горькую правду". Такими людьми восхищаюсь, думаю, врачи - не очень. Мне принципиально не хотелось знать всю правду, помимо необходимого знания диагноза, потому что в этой болезни сегодня - одна правда, а завтра - другая.
Мой лечащий Хирург - прекрасный психолог, одинаков в общении со всеми больными, никого не выделяет и каждому посвящает долю времени: утром – обход, вечером посещение – перед уходом домой, если есть перевязка - ещё и на перевязке, навещает и в свой выходной. Таким образом, два-три раза в день хирург смотрит своего больного в палате, а ещё операции, а ещё всякие бумажки…
Медсёстры.
Пока длилось моё пребывание в хирургическом отделении, я видела несколько смен медсестёр. Типаж онкомедсестры – небольшого роста, далеко не модель, каковых можно встретить в обычных больницах, но подтянутая и аккуратная, с лёгким макияжем и тщательной причёской. Очень витальные, или иначе – жизнелюбивые молодые женщины.
Любопытно, что те, кто более строг с больными – более профессионален; кто более улыбчив и внимателен, у тех укол больнее почему-то. Но выдержка у всех безупречная. Операционным медсёстрам, конечно, достаётся больше: им ещё и привезти больного надо в операционную, перенести его с каталки на операционный стол и обратно, а это требует неженской силы. Такие упражнения каждый день, помимо основных обязанностей - намаешься.
Да, и ещё глаз радуют медсёстры, которые эту самую химию ставят, ставят "химический укол" - капельницу. Может, я чего путаю в терминологии, но вот я так называют это действо. Медсёстры Таня и Ксения - особенные, тихие, какие-то шелестящие, бесшумные блондинки.
Оказывается, бывают замечательные блондинки с золотыми руками и ногами марафонцев. В том смысле, что за смену набегаются по палатам и коридору со штативами лекарств к своим химикам, мама не горюй! При этом надо быть очень внимательными, точными и высокопрофессиональными. Перекусить некогда, то там, то тут кричат из палат: "Таня, Ксения…", значит, пакет заканчивается, надо ставить следующий…
Онкобольные - контингент особенный, не все в себе, не все герои, да и эстетика болезни подкачала. В общем, трудно с нами, трудно, грязно, иногда страшно. Но, подозреваю, что наши медсёстры ничего и никого не боятся.
Как-то попытались в разговоре разобраться с сутью медсестринской работы в онкологии и определили это как служение, но мимо проходила медсестра, и, услышав наш разговор, отрезала: "Это не служение, а каторга". Да, каторга, но святая. Я бы ни за какие деньги не стала работать на этом раковым поприще. Ни за какие. За какие деньги работает медперсонал онкобольницы, было видно невооруженным взглядом. За очень небольшие. Просто такие святые работают в нашем граде в этой богоугодной больничке.
Если вы, мой храбрый читатель, со знанием дела, напишите в форуме, что "все берут", даже не буду вам возражать, потому что знаю, что в онкодиспансере мой медперсонал работает не за деньги. То, что им платят - не зарплата, а пособие. Мне не намекали, у меня не вымогали, но была бы возможность, я бы каждый месяц жертвовала свою пенсию медперсоналу этой раковой больницы. Пока лечусь бесплатно. Спасибо, Родина.
* * *
Тропа рака - твоя личная тропа, но таких, как я, немало, а будет ещё больше, и уже сейчас это бесконечный больничный тракт, по которому идут раковые больные. Хорошо, если вам встретится талантливый хирург, который живёт своей работой, встретятся ответственные медсёстры, которых встретила я. Кстати, как показал мой опыт столичных и наших больниц, не так и много сестёр, умеющих делать уколы в вену. Это требует не только опыта, но и таланта, не так много и виртуозных хирургов. В этой онкологической отрасли нужен дар лечения и особый дар сострадания. Впрочем, везде в медицине нужен этот дар, но если не будет совести, то и дар лечить покинет лекаря.
Во всей моей истории помимо личных радостных открытий в период моей заслуженной болезни, появилась ещё одна данность - я перестала бояться "дома среди ёлочек". Увидела самоотверженность хирургов, каторжный труд медсестёр, буквально пережила замечательную работу анестезиолога... Немалую часть своей жизни, как я понимаю, эти "люди в белых халатах" проживают среди раковых больных, в этом мистическом и привычном ужасе таинственной болезни.
В нашей Православной Церкви говорят, что рак – болезнь христианская, Господь её даёт ныне многим, но не всем. Он даёт её тем, кому надо подготовиться к смерти, чтобы не умереть внезапно, без покаяния, прощения и прощания, чтобы привыкнуть к мысли о смерти и встретить её без сковывающего ужаса и липкого страха….Афонский старец Паисий, известный всему православному миру, просил у Бога смерти от рака и получил. Словами умирающего старца на смертном одре были: "Это мученичество, настоящее мученичество".
Человеку не дано выбирать смерть, но оконкологическая болезнь не только даёт время увидеть другой мир, мир скорби, но рак учит по-другому думать и жить, даёт возможность вполне оценить "просто жизнь". Эта болезнь даёт время: кому-то мало, кому-то много, чтобы подумать и понять для себя главное. Моя коллега по болезни, красивая женщина, лёжа на химической процедуре, сказала: "Заболев, я поняла, как справедлива жизнь, и как каждый получает от неё то, что хочет и заслуживает".
Заработав свою болезнь, я увидела мир преодоления страшной болезни, мир мужественных и неунывающих больных, мир жертвенного служения болящим: разве можно считать зарплату медицинского персонала, достойной их труда? Нет. Но ведь, если там будут платить много, то ведь все набегут лечить нас, как в стоматологию. Впрочем, в онкологию не набегут. Туда лечить зовёт Бог, только не все это замечают и знают. Если бы не было таких хирургов, как мой Хирург, таких анестезиологов, операционных и палатных медсестёр, таких санитарок, то мы были бы обречены. Но нас ведут за руку по огромной дороге этой болезни, по которой сейчас идут сотни тысяч, и будет ещё больше…
Ну что вам сказать ещё? У нас, раковых больных, нет выхода - мы не можем позволить себе бояться и унывать: "ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться", не можем позволить себе быть неблагодарными нашим спасителям и помощникам, нашим близким. Мы все равны перед раком, как перед Богом: честные, и бесчестные, добрые и злые, худые и толстые, весёлые и серьезные…Кажется японцы считают, что от рака должны умереть все, но не все доживают до него. Если вы заболеете этой христианской болезнью, не бойтесь, когда-то надо умирать. Мы все умрём, никого не останется из живущих, но Бог даст вам время на жизнь. Непременно. Сколько попросите. Только надо знать меру.
Одна из нас.
